На рукояти лежит рука.
Ты так обманчиво безопасна…
Твоя улыбка – изгиб клинка,
Моя улыбка… ну, это ясно.
Альвар "Человек и меч"
Ты так обманчиво безопасна…
Твоя улыбка – изгиб клинка,
Моя улыбка… ну, это ясно.
Альвар "Человек и меч"
идея бессовестно сперта у нее же c ее фика "Невыносимый", и вот мое "Настроение":
На рукояти лежит рука, бездумно пальцы ласкают сталь, оставляя на серебристой глади мутные разводы тепла. И если закрыть глаза, то, кажется, что клинок выгибается под легкими прикосновениям. Но вот рука скользит вниз и застывает на острой грани.Нэ… как легко рассекается кожа по неосторожности, или с каким упоением сталь вгрызается в чужую плоть, но стоит лишь положить свои пальцы на лезвие, и ты начинаешь бороться со своим инстинктом. На рукояти лежит рука, бездумно пальцы ласкают сталь, оставляя на серебристой глади мутные разводы тепла. И если закрыть глаза, то, кажется, что клинок выгибается под легкими прикосновениям. Но вот рука скользит вниз и застывает на острой грани. Нэ… как легко рассекается кожа по неосторожности, или с каким упоением сталь вгрызается в чужую плоть, но стоит лишь положить свои пальцы на лезвие, и ты начинаешь бороться со своим инстинктом. Своя кожа кажется прочной, и даже легкий неслучайный порез нанести тяжело и вроде надавливаешь, и рука скользит по лезвию, а крови нет. Но движения осторожны и легки на проверку, ведь ты, как ни кто другой, знаешь, как жадна эта сталь до чужой крови, и как ласкова под рукой хозяина. А чужая боль не твоя, но нет лучше средства для объяснения. И вот подушечки пальцев, словно перебирая струны, пробегаются по тонкой грани. Старая маска смотрит куда-то в даль. Туда где белоснежные барханы в черно-белом мире уплывают за горизонт. А перед глазами стоят совсем другие картины. От чашки, что рядом стоит на подоконнике возле колена, по комнате плывет легкий жасминовый аромат. От него становится дурно до тошноты. И вот вслед за улыбкой несчастная чашка летит куда-то вниз. Бах! Ай! Ну вот, не стоит ходить под окнами Ичимару-сама, мало ли что оттуда может вылететь. Тихий смех и греет щеку лишь холод стены, а улыбка вновь вернулась, и кажется, ее исчезновение лишь игра воображения. Но стены давят – душно. И хочется расцарапать горло лишь бы дать доступ к воздуху легким. Странное время – которое гонит из угла в угол, словно дикий зверь, меряя шагами пол. Странное время – когда опасный оскал не желает исчезать с губ, даже сталкиваясь с понимающей улыбкой Властелина Небес. Странное время – когда третий отряд замирал, превращаясь в тени из страха попасться на глаза хандрящему капитану. Теперь их сменили арранкары, а время осталось. Странное время - когда чье либо даже молчаливое присутствие скрепит, словно песок, на зубах. И шутки становятся злее, превращаясь в открытые оскорбления, заставляя отшатываться от оскалившегося в непонятной злобе зверя даже самых выдержанных. Айзен знает об этом и терпеливо ждет, когда это время пройдет и Гин сам придет искать его общества. Соуске терпелив и знает, что каждый имеет право на свой ад. С Рангику было тяжелее, она отпускала, но все равно обижалась, хуже того иногда она пыталась узнать причину. Изуру не понимал, но принимал, пытаясь окружить в это время своего тайчо тишиной и заботой, за что получал львиную долю насмешек, но не отступал, лишь печально пряча взгляд, в очередной раз занося в кабинет свежий чай. И от его заботы становилось не выносимо, настолько что хотелось просто придушить чертового блондина лишь бы избавится от его молчаливого сочувствия. Чашка улетела, но запах остался и от него мутит, заставляя сорваться в шунпо, уходя куда-то туда за горизонт. Куда все равно, лишь бы вырваться из этого запаха, из этих стен, что кажется с каждым мгновением сжимались вокруг него, давя свей глухой тишиной. А под ногами черно-белый мир – словно шахматная доска. Гребанная шахматная доска, и грудь жжет единственное желание, одним махом смести все фигуры с нее, разметать и разорвать ровный ход чужой партии. Хандра, черная меланхолия – змеей сжимающая грудь, не дает вздохнуть полной грудью, ей нет причины, ей нет объяснения. Есть только злость и ярость что выплескивается по любому поводу.
Легкое облачко пыли подымается в воздух, медленно и не заметно оседая на белой ткани. Руки раскинулись, а глаза закрыты. Злое мощное рейацу полыхает ровным опасным фоном, словно яркая окраска хищника, отличный способ отпугнуть непрошенных гостей. Секунды сменяют одна другую, складываясь в минуты. Время в Уэко Мундо незаметно. И все же оно есть. Тишина – ничто, словно дыра в груди пустого, постепенно приносит покой. Тишина не может быть абсолютной, тихий гул ветра гуляющего по просторам пустыни убаюкивает. Теплая рукоять Шинсу греет ладонь, словно чашка горячего чая. Ее тонкие пальцы ерошат волосы, по матерински играя с тонкими бесцветными прядями. Лишь ее общество может вынести Ичимару Гин в это время. Лишь в Уэко Мундо, где концентрация духовных частиц так велика, зампакто так легко может материлизовываться. Так уютно лежать в ее руках, и можно сменить оскал на мягкость искренней улыбки. Пуская она и адресована сейчас беззвездному небу мира пустых. Но звезды так далеко и они так холодны. Разве им можно улыбаться, ведь им все равно....
Эх закончить уже не успеваю пора убегать.